Статья Игоря Маскалевича в «Зеркале недели. Украина» № 3, 28 января 2011:
Угледобывающие регионы четко разделились на перспективные (в первую очередь, Кузбасс и разрезы сибирского Канско-Ачинского бассейна) и… не очень. По старым районам как будто прошлись катком. Подмосковный угольный бассейн (где когда-то начинал свою деятельность молодой геолог Николай Азаров) „зачистили под ноль“. К началу реформы там оставалось 25 шахт и 4 угольных разреза. В 2009 году в указанном районе затопили последнюю шахту, оставив от объединения крохотный карьер „Львовский“. Попытка сохранить добычу путем ввода в эксплуатацию новой шахты закончилась невеселым анекдотом. Ее строили почти четверть века, а затопили… через пять недель после торжественного пуска.
На этом фоне у ростовчан ситуация еще не настолько плохая. Из 64 „предреформенных“ шахт уцелело порядка дюжины. Правда, в прошлом году реально работало всего восемь. Добыча угля упала с 28 млн. тонн в 1990 году до 7,1 млн. тонн — в предкризисном 2008 году. Потом она вообще „провалилась“ ниже пяти миллионов и по итогам прошлого года этот уровень превысила ненамного.
Количество очистных забоев (где уголь и добывается) сократилось со 114 в 1995 году до 18 — в предкризисном. В разгар кризиса работало всего восемь забоев.
С людьми тоже не очень церемонились: из 117,3 тыс. человек, работавших в угледобыче в начале 90-х (в том числе порядка 15 тыс. приезжали с Луганщины), в прошлом году осталось примерно 9,4 тыс.
Из семи шахтерских городов только в одном роль угледобычи сколько-нибудь существенна. Справедливости ради стоит отметить, что деньги господдержки разворовали скромнее, чем в Украине, так что состояние этих городов получше, чем аналогичных украинских.
Правда, есть и плюсы. За годы реформ производительность труда подземных рабочих выросла более чем вдвое, нагрузка на забой — почти втрое. И потом, ужасный конец иногда предпочтительнее ужаса без конца…
А в текущем десятилетии появились проекты открытия новых шахт. И перспективы прихода новых инвесторов. Собственно, именно вопрос последних и является ключевым для региона.
В отличие от Украины, где акционирование шахт, за небольшими исключениями, не проводилось и приватизация угледобычи происходила (судя по всему, и будет происходить) полутеневым методом аренды сначала отдельных забоев, а сейчас и шахт с объединениями,
в России акционирование провели еще в 1990-х — начале 2000-х годов.
В восточном Донбассе процесс протекал тоже бурно, в нем участвовали самые разные компании — как местные, так и московские группы. Пакеты акций кочевали из рук в руки… Впрочем, кадровой чехардой нас точно не удивишь.
Так как все это происходило буквально в нескольких километрах от украинско-российской границы, то напрямую задевало и украинцев. Начиная с того, что несколько ростовских шахт закрыли именно по той причине, что их пласты уходили к нам. Владельцы той же шахты „Западная“, закрывшейся в российском Донецке, несколько лет вели переговоры о прирезке к ней 5 млн. тонн запасов пласта „Суходольский“, находящегося на территории Украины.
По официальной версии, причина срыва переговоров — приход к власти „оранжевых“ и последовавшее за ним ухудшение российско-украинских отношений, „перечеркнувшее планы продлить жизнь предприятия, которое могло бы еще успешно работать после того, как нормализуется ситуация на рынке сбыта коксующихся углей“.
Правда, тут есть еще один небольшой нюанс. Дело в том, что одновременно «не удалось найти общий язык с собственниками „Краснодонугля“ (т.е. „Донбасской топливно-энергетической компании“, ДТЭК, Рината Ахметова). По данным Ростовской администрации, Р.Ахметову даже предлагали стать инвестором смежной российской шахты, но не сложилось. К слову, по российской версии, шахта в 2007 году заплатила до 1,5 млн. долл. „собственникам соседней украинской шахты“ (читай — тому же „Краснодонуглю“), чтобы они отложили затопление выводимых из эксплуатации выработок, что, в свою очередь, привело бы к затоплению и российских разработок. В целом на момент закрытия, по версии администрации российской шахты, у нее оставалось около 800 тыс. тонн доступного угля, половина из которого находилась… на территории Украины.
Собственно, шахту предлагали продать любому желающему за доллар (правда, в качестве „презента“ прилагалось до 15 млн. долл. кредиторской задолженности).
А основной причиной срочного закрытия стали низкие цены на кокс, который везли опять-таки в Украину. Хотя, кроме водно-угольной истории, ДТЭК „засветилась“ у ростовчан проектом покупки находящейся неподалеку антрацитовой шахты им. Михаила Чиха с запасами в 50 млн. тонн угля и обогатительной фабрики „Октябрьская-Южная“. Предполагалось, что добываемый уголь пойдет на Луганскую ТЭС. Украинцам предложили купить еще и лицензию на строительство новой шахты, но ДТЭК вежливо отказалась. Потом грянул кризис и покупку „отложили“…
А вот у акционеров „Запорожстали“ проекты продвинулись до стадии реализации. Сначала они купили центральную обогатительную фабрику „Шолоховская“, где обогащали кузбасский коксующийся уголь. А с 2006 года начали достраивать угольную шахту „Быстрянская 1-2“ (ее пробовали строить еще при РСФСР). Предполагается, что ее первая очередь составит 750 тыс. тонн угля.
Полностью потребности „Запорожстали“ это не закроет, предприятию нужно примерно миллион тонн уже готового кокса. Но около половины потребностей шахта может обеспечить. А с учетом внедряемой технологии пылеугольного вдувания — и того больше. Самих запасов угля там лет на шестьдесят. Сначала планировалось, что шахта начнет выдавать продукцию в конце 2010-го, но в связи с кризисом планы перенесли на год.
Насколько данный проект сейчас является украинской инвестицией в России — вопрос довольно интересный. За это время неизвестные инвесторы, судя по всему, с московской пропиской (хотя и импортной регистрацией компаний), приобрели контрольный пакет самой „Запорожстали“. Да и строительство сейчас ведется в основном за счет семилетнего кредита государственного Сбербанка России.
Других наших металлургов в Восточном Донбассе пока не видели и вряд ли увидят. Группа „Донецксталь“ Виктора Нусенкиса работает на кузбасской шахте „Заречная“. ArcelorMittal тоже пытается осваиваться там же, на шахте „Первомайская“. В.Нусенкис даже предлагал им организовать в Кузбассе совместную добычу коксующегося угля.
Но на российском Донбассе могут появиться игроки и поменьше. Украинские компании все же заметно менее избалованы, чем россияне, привыкшие к весьма толстым пластам угля. Так что могут браться за более сложный уголь. Тем более что за все „хорошие“ запасы в Украине идет жесткая борьба. А в России с этим легче, и запасы коксующегося или энергетического угля хорошего качества в приграничной зоне тоже могут оказаться привлекательными. Та же ДТЭК проекты по восточной части бассейна не закрыла, а отложила „до лучших времен“.
Мэрам же наших городов стоит проехаться по российским шахтерским поселкам и поинтересоваться, как им „жизнь без угля“. Поскольку Украина с опозданием в десять лет приступает к угольным реформам, а значит, неизбежна «оптимизация» (читай — закрытие ряда шахт).
В принципе, и своего опыта по этой части хватает. Но, бывает, и соседский не помешает. Даже если это — бег по граблям.
В Донецке закрыли последнюю шахту, прекратив добычу коксующегося угля. Почти полутора тысячам шахтеров предложили поискать новое место работы. То, что в этом оказались «виноваты» Виктор Ющенко и Юлия Тимошенко, никого не удивило. Правда, среди „виноватых“ упомянули и Рината Ахметова.
Дело происходило в 2009 году в России. Закрываемая шахта „Западная“ находилась в г. Донецке Ростовской области (город основан в 1955 году). А это — восточный Донбасс Российской Федерации. О его существовании многие уже стали забывать. В советские годы он по факту был младшим братом „большого“ Донбасса, ну а потом у каждого начались свои проблемы.
Но если в независимой Украине словосочетание „угольное лобби“ звучит гордо, то в Москве тон задают не угольщики, а нефтегазовый сектор. Это обстоятельство имело массу последствий, в числе которых масштабная реструктуризация отрасли в период с 1993 года. В результате ее вывели на безубыточную работу. Но цена такой реформы высока: численность работающих в угольной отрасли сократилась с 860 до 230 тыс. человек.
Только за первые пятнадцать лет реформирования закрыли 188 шахт и 15 разрезов. Изменения коснулись 67 шахтерских городов и поселков.
Основной удар пришелся по подземной добыче — из 220 шахт осталось только 91, включая построенные за период реформ. Добыча перешла в открытые разрезы (полторы сотни которых дают две трети добываемого российского угля).
Угледобывающие регионы четко разделились на перспективные (в первую очередь, Кузбасс и разрезы сибирского Канско-Ачинского бассейна) и… не очень. По старым районам как будто прошлись катком. Подмосковный угольный бассейн (где когда-то начинал свою деятельность молодой геолог Николай Азаров) „зачистили под ноль“. К началу реформы там оставалось 25 шахт и 4 угольных разреза. В 2009 году в указанном районе затопили последнюю шахту, оставив от объединения крохотный карьер „Львовский“. Попытка сохранить добычу путем ввода в эксплуатацию новой шахты закончилась невеселым анекдотом. Ее строили почти четверть века, а затопили… через пять недель после торжественного пуска.
На этом фоне у ростовчан ситуация еще не настолько плохая. Из 64 „предреформенных“ шахт уцелело порядка дюжины. Правда, в прошлом году реально работало всего восемь. Добыча угля упала с 28 млн. тонн в 1990 году до 7,1 млн. тонн — в предкризисном 2008 году. Потом она вообще „провалилась“ ниже пяти миллионов и по итогам прошлого года этот уровень превысила ненамного.
Количество очистных забоев (где уголь и добывается) сократилось со 114 в 1995 году до 18 — в предкризисном. В разгар кризиса работало всего восемь забоев.
С людьми тоже не очень церемонились: из 117,3 тыс. человек, работавших в угледобыче в начале 90-х (в том числе порядка 15 тыс. приезжали с Луганщины), в прошлом году осталось примерно 9,4 тыс.
Из семи шахтерских городов только в одном роль угледобычи сколько-нибудь существенна. Справедливости ради стоит отметить, что деньги господдержки разворовали скромнее, чем в Украине, так что состояние этих городов получше, чем аналогичных украинских.
Правда, есть и плюсы. За годы реформ производительность труда подземных рабочих выросла более чем вдвое, нагрузка на забой — почти втрое. И потом, ужасный конец иногда предпочтительнее ужаса без конца…
А в текущем десятилетии появились проекты открытия новых шахт. И перспективы прихода новых инвесторов. Собственно, именно вопрос последних и является ключевым для региона.
В отличие от Украины, где акционирование шахт, за небольшими исключениями, не проводилось и приватизация угледобычи происходила (судя по всему, и будет происходить) полутеневым методом аренды сначала отдельных забоев, а сейчас и шахт с объединениями,
в России акционирование провели еще в 1990-х — начале 2000-х годов.
В восточном Донбассе процесс протекал тоже бурно, в нем участвовали самые разные компании — как местные, так и московские группы. Пакеты акций кочевали из рук в руки… Впрочем, кадровой чехардой нас точно не удивишь.
Так как все это происходило буквально в нескольких километрах от украинско-российской границы, то напрямую задевало и украинцев. Начиная с того, что несколько ростовских шахт закрыли именно по той причине, что их пласты уходили к нам. Владельцы той же шахты „Западная“, закрывшейся в российском Донецке, несколько лет вели переговоры о прирезке к ней 5 млн. тонн запасов пласта „Суходольский“, находящегося на территории Украины.
По официальной версии, причина срыва переговоров — приход к власти „оранжевых“ и последовавшее за ним ухудшение российско-украинских отношений, „перечеркнувшее планы продлить жизнь предприятия, которое могло бы еще успешно работать после того, как нормализуется ситуация на рынке сбыта коксующихся углей“.
Правда, тут есть еще один небольшой нюанс. Дело в том, что одновременно «не удалось найти общий язык с собственниками „Краснодонугля“ (т.е. „Донбасской топливно-энергетической компании“, ДТЭК, Рината Ахметова). По данным Ростовской администрации, Р.Ахметову даже предлагали стать инвестором смежной российской шахты, но не сложилось. К слову, по российской версии, шахта в 2007 году заплатила до 1,5 млн. долл. „собственникам соседней украинской шахты“ (читай — тому же „Краснодонуглю“), чтобы они отложили затопление выводимых из эксплуатации выработок, что, в свою очередь, привело бы к затоплению и российских разработок. В целом на момент закрытия, по версии администрации российской шахты, у нее оставалось около 800 тыс. тонн доступного угля, половина из которого находилась… на территории Украины.
Собственно, шахту предлагали продать любому желающему за доллар (правда, в качестве „презента“ прилагалось до 15 млн. долл. кредиторской задолженности).
А основной причиной срочного закрытия стали низкие цены на кокс, который везли опять-таки в Украину. Хотя, кроме водно-угольной истории, ДТЭК „засветилась“ у ростовчан проектом покупки находящейся неподалеку антрацитовой шахты им. Михаила Чиха с запасами в 50 млн. тонн угля и обогатительной фабрики „Октябрьская-Южная“. Предполагалось, что добываемый уголь пойдет на Луганскую ТЭС. Украинцам предложили купить еще и лицензию на строительство новой шахты, но ДТЭК вежливо отказалась. Потом грянул кризис и покупку „отложили“…
А вот у акционеров „Запорожстали“ проекты продвинулись до стадии реализации. Сначала они купили центральную обогатительную фабрику „Шолоховская“, где обогащали кузбасский коксующийся уголь. А с 2006 года начали достраивать угольную шахту „Быстрянская 1-2“ (ее пробовали строить еще при РСФСР). Предполагается, что ее первая очередь составит 750 тыс. тонн угля.
Полностью потребности „Запорожстали“ это не закроет, предприятию нужно примерно миллион тонн уже готового кокса. Но около половины потребностей шахта может обеспечить. А с учетом внедряемой технологии пылеугольного вдувания — и того больше. Самих запасов угля там лет на шестьдесят. Сначала планировалось, что шахта начнет выдавать продукцию в конце 2010-го, но в связи с кризисом планы перенесли на год.
Насколько данный проект сейчас является украинской инвестицией в России — вопрос довольно интересный. За это время неизвестные инвесторы, судя по всему, с московской пропиской (хотя и импортной регистрацией компаний), приобрели контрольный пакет самой „Запорожстали“. Да и строительство сейчас ведется в основном за счет семилетнего кредита государственного Сбербанка России.
Других наших металлургов в Восточном Донбассе пока не видели и вряд ли увидят. Группа „Донецксталь“ Виктора Нусенкиса работает на кузбасской шахте „Заречная“. ArcelorMittal тоже пытается осваиваться там же, на шахте „Первомайская“. В.Нусенкис даже предлагал им организовать в Кузбассе совместную добычу коксующегося угля.
Но на российском Донбассе могут появиться игроки и поменьше. Украинские компании все же заметно менее избалованы, чем россияне, привыкшие к весьма толстым пластам угля. Так что могут браться за более сложный уголь. Тем более что за все „хорошие“ запасы в Украине идет жесткая борьба. А в России с этим легче, и запасы коксующегося или энергетического угля хорошего качества в приграничной зоне тоже могут оказаться привлекательными. Та же ДТЭК проекты по восточной части бассейна не закрыла, а отложила „до лучших времен“.
Мэрам же наших городов стоит проехаться по российским шахтерским поселкам и поинтересоваться, как им „жизнь без угля“. Поскольку Украина с опозданием в десять лет приступает к угольным реформам, а значит, неизбежна «оптимизация» (читай — закрытие ряда шахт).
В принципе, и своего опыта по этой части хватает. Но, бывает, и соседский не помешает. Даже если это — бег по граблям.
Немає коментарів:
Дописати коментар